Индия-Пакистан
Мир Индостана
Новый "Карлсон", или ночной кошмар детей и их родителей
(Стырено с "газеты.ру")
"Карлсон с крыши, или Лучший в мире Карлсон" // Издательства: АСТ, Астрель, Харвест,
Вышел новый перевод «Трех повестей о Малыше и Карлсоне, который живет на крыше». Стараниями Эдуарда Успенского классическая сказка вышла за пределы добра и зла.
Просочившиеся в прессу сообщения о том, что писатель Эдуард Успенский взялся делать новый перевод «Карлсона, который живет на крыше», вызвали бурное обсуждение, больше всего напоминающее ругань. Казалось бы – ну а что такого страшного случилось? Издается же у нас целый букет переводов кэрроловской «Алисы», и никому это не мешает. Да и с тем же самым Карлсоном у классического перевода Лилианны Лунгиной отнюдь не монополия – существует как минимум версия Людмилы Брауде. Из-за чего переполох?
Возможно, все дело в том, каким образом Эдуард Николаевич сообщил о своих планах – вот что он сказал в том памятном интервью: «Известные нам переводы очень смягчены, а времена-то ныне уже не те. Я поставил перед собой цель сделать перевод более смелым. Это не значит, что я буду менять сюжет. Просто язык будет современнее. Например, в одном из эпизодов в старых переводах Малыш говорит Карлсону: «Мои мама и папа тебя не признают». Имеется в виду, что для родителей Малыша Карлсона не существует, он – выдумка. А я переведу эту фразу так: «Они считают, что ты глюк».Современные дети знают это слово. Поэтому когда Карлсон отвечает: «Я не глюк, я настоящий», – всем сразу все понятно».
Звучит, конечно, страшновато, но причина столь дружного «фу!», думается, даже не в «осовременивании». Даже если бы Эдуард Николаевич выучил шведский в совершенстве и землю целовал, обещая бережнейшее отношение к первоисточнику, его бы все равно ошикали с тем же энтузиазмом. Потому как главная причина заключается в том, что новый перевод «Карлсона» даром никому не нужен. Даже бриллиантовый.
«Как так? – спросите вы. – А как же «чем больше, тем лучше» и «пусть расцветают все цветы?»
А вот так. «Карлсон» – это хрустальная сказка нашего детства, и не тяните к нему свои лапы.
А если серьезно: вы никогда не задумывались, почему делаются разные переводы одних и тех же книг? Как правило, это происходит в трех случаях. Иногда – когда имеющийся перевод действительно становится донельзя архаичным и не соответствует больше нормам языка, вроде дореволюционного романа «Ивангое», ныне известного как «Айвенго».
Второй случай – когда произведение де-факто «защищено от копирования». То есть написано автором так, что сделать адекватную копию на чужом языке не представляется возможным, приходится, по сути, сочинять текст заново. Стихи, например. Или проза, перенасыщенная лингвистическими играми. Думается, не надо объяснять, почему в нашей детской литературе максимальное количество переводов на русский у «Алисы в стране Чудес»? Гранстрем, Рождественская, Соловьев, Чехов, Демурова, Оленич-Гнененко, Заходер, Набоков, Нестеренко, Старилов, Кононенко – и это еще не все.
Ну, а третий случай – это когда несколько переводов появляются практически одновременно, каждый из них обретает поклонников, и ни один не становится «каноническим». Так, например, у нас произошло с «Властелином колец» Толкиена.
Но с Карлсоном ситуация совершенно иная. Перевод Лунгиной вышел в середине 60-х годов, он был очень удачным и быстро стал классическим и общепринятым. На нем выросло едва ли не три поколения, а полувековая монополия привела к тому, что «тема закрыта». Вполне обычная, кстати, история – например, кто помнит, что кроме классического заходеровского «Винни Пуха» существуют переводы Виктора Вебера или тандема Михайлова/Руднев?
Мы не воспримем других переводов хотя бы потому, что «Карлсон» Лунгиной нам не просто нравится – он в нас врос.
Слова и выражения из этого перевода вошли в русский язык, устоялись там, обжились, и выгнать их оттуда практически невозможно. Нельзя Малыша перевести, например, «Крохой» – не поймут-с, и книга «Кроха и Карлсон» мертвым грузом осядет на складах издательства. Точно так же мы никогда не примем никакой альтернативы для «спокойствие, только спокойствие». Это устойчивые выражения русского языка. Достоевский обогатил наш язык словом «стушеваться», Лунгина – «домомучительницей».
Не случайно появившийся несколько лет назад перевод Брауде читающая публика просто проигнорировала, хотя он был ближе к первоисточнику. Ну какой уважающий себя человек будет читать книгу, где вместо «домомучительницы» – «домокозлючка»? И можно в лепешку расшибиться, доказывая, что фамилия «Бок» переводится со шведского как «козел», и у Брауде игра слов куда ближе к той, что была в оригинале, – все ваши усилия пойдут лесом.
Зачем же тогда было поручать новый перевод Успенскому?
Сам Эдуард Николаевич в одном из интервью бесхитростно объяснил это так: «На самом деле, я написал много хороших книг, просто издательства предпочитают публиковать самые пенки, шлягеры. А у меня есть, например, книжка «Лжедмитрий», которая писалась целых пять лет. Или истории о Жаб Жабыче Сковородкине, да много чего еще. Недавно я продался с потрохами в одно издательство с единственным условием: оно обязано выпускать все мои книжки. И скоро их появится, наверное, штук двадцать за раз. Сейчас я перевожу «Карлсона». Знаю-знаю, перевод этой истории уже существует, и перевод замечательный. Но, по всей видимости, издательство, у которого я теперь карманный автор, решило не связываться с правами на него. Вот и вручило мне подстрочник, над которым сижу с удовольствием».
Объяснение это, безусловно, имеет право на жизнь, но, думается, дело не только и не столько в этом. Сама идея соединить на одной обложке брендовые фамилии «Линдгрен» и «Успенский» слишком заманчива, чтобы, имея для этого все возможности, не попытаться ее реализовать.
Так и случилось: недавно в книжных магазинах появилась книга «Карлсон с крыши, или Лучший в мире Карлсон», авторами которой на обложке значатся Астрид Линдгрен и Эдуард Успенский.
Теперь, наконец-то, можно не строить предположений, а убедиться самим, во что же вылилось стремление «сделать перевод более смелым». Для начала – о хорошем. Несмотря на авансы, никакого «глюка» в книге нет, его заменил «мираж». Ну и – как говорил диктор из анекдота – хватит о добром.
Если в двух словах, перевод Успенского не просто ужасен – он вообще находится за пределами добра и зла.
Для начала – «осовременивания» не получилось. Несмотря на все заверения Успенского о необходимости вычистить устаревшие слова, непонятные современным детям, сам он на первых же страницах лунгинское «Бетан крикнула ему «Вытри нос!» заменяет собственным «Сестра Беттан сказала: «Ты хлюпаешь носом, как старый дедушка галошами». Ну да бог с ними, с галошами, но чуть позже Филле выталкивает Рулле в сени – это в квартире-то – и здесь банальной справкой родителям никак не обойтись.
Во-вторых, попытки переводчика имитировать современный жаргон вызывают не раздражение даже, а жалость, поскольку выдержаны в стилистике «с одесского кичмана бежали два жигана»: «чувствую, я склонен устроить маленький шухер», «гнал Рулле, чтобы вмазать ему еще и еще», «а можно подухариться с пожарниками?». Апофеозом, конечно, выступает песенка Карлсона, заменившая классическую:
Пусть все кругом
Горит огнем,
А мы с тобой споем:
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнем…
В новом исполнении она звучит весьма неожиданно, можно даже сказать – смело:
Чтобы выстрелы гремели и весело мне было,
Тоц-тоц-первертоц, бабушка здорова.
И два десятка пышечек ко мне бы привалило,
Тоц-тоц-первертоц, кушает компот…
В-третьих, последовательная реализация переводчиком принципа «пусть будет как угодно, но не так, как у Лунгиной» порождает кошмарных лингвистических монстров и «спокойность только спокойность» – вовсе не самое страшное.
К тому же переводчик постоянно мечется, не в силах выдержать напора собственной креативности, и никак не может остановиться на каком-нибудь одном варианте. Малыша, к примеру, даже в одном предложении могут звать и «Малыш», и «Братик», что, конечно, ближе к оригинальному lillebror – «младший братишка», но цельности переводу никак не добавляет. И так во всем: то «мужчина в лучшем своем возрасте», то «мужчина в свои лучшие годы». Больше всего не повезло «делу житейскому», которое в пределах нескольких страниц мутирует из «дела пустяшного» в «пустяковое дело», затем в «дело пустышное», «дело пережитейное» и «дело бытовое». Соответственно, и «домомучительницу» посменно заменяют «управляющий козел», домашний Козлотур, Козлотетя, Козлотурища и прочие «домашние животные».
Взявшегося за модернизацию «Карлсона» переводчика можно упрекнуть во многом, кроме одного. Успенского никак нельзя заподозрить в том, что он просто переписывал имеющиеся переводы, а не переводил с подстрочника. Наличие подстрочника подтверждается не только благодарностью составившим его Алле Рюдстедт и Юлии Смирновой, но и куда более весомыми доказательствами:
«Я научу тебя стыду! – кричала фрёкен Бок. – Я запру тебя на ключ, а ключ спрячу, чтобы ты не мог выйти на кухню некоторое время». И она посмотрела на свои ручные часы».
«Спасибо, очень любезно! – сказал ехидный Малыш. – Так я больше не на замке?
– Нет, больше нет! – сказала фрёкен и пошла к двери. Она попыталась повернуть ручку двери – сначала раз, потом еще. Дверь не открывалась. Тогда она всем своим весом набросилась на дверь. Это не помогло – дверь была и оставалась закрытой».
« Бедный тот, кто потерял портмоне, – сказал Малыш. Он, наверное, переживал.
– Еще как! – подтвердил Карлсон. – Но если ты водитель телеги, будь добр, следи за своими вещами».
Думается, достаточно. Нам остается лишь напомнить родителям о необходимости соблюдать бдительность в книжном магазине, а издательству мы адресуем классическую фразу из книги, ставшую поговоркой. Ту самую, которая в «переводе» Успенского звучит как: «К действию! Одумайся, пока не поздно. В твоих бесстыдно дорогих плюшках явный недосып корицы!»
Линдгрен А. Карлсон с крыши или Лучший в мире Карлсон. Пересказ Э. Успенского. М.: Астрель: АСТ, 2008.
(от себя - Джули - добавлю, что, дай Бог, когда у меня появятся дети, я НИКОГДА не стану им читать Карлсона в переводе Успенского, который либо спятил на старости лет, либо просто очень много денег захотелось)
"Карлсон с крыши, или Лучший в мире Карлсон" // Издательства: АСТ, Астрель, Харвест,
Вышел новый перевод «Трех повестей о Малыше и Карлсоне, который живет на крыше». Стараниями Эдуарда Успенского классическая сказка вышла за пределы добра и зла.
Просочившиеся в прессу сообщения о том, что писатель Эдуард Успенский взялся делать новый перевод «Карлсона, который живет на крыше», вызвали бурное обсуждение, больше всего напоминающее ругань. Казалось бы – ну а что такого страшного случилось? Издается же у нас целый букет переводов кэрроловской «Алисы», и никому это не мешает. Да и с тем же самым Карлсоном у классического перевода Лилианны Лунгиной отнюдь не монополия – существует как минимум версия Людмилы Брауде. Из-за чего переполох?
Возможно, все дело в том, каким образом Эдуард Николаевич сообщил о своих планах – вот что он сказал в том памятном интервью: «Известные нам переводы очень смягчены, а времена-то ныне уже не те. Я поставил перед собой цель сделать перевод более смелым. Это не значит, что я буду менять сюжет. Просто язык будет современнее. Например, в одном из эпизодов в старых переводах Малыш говорит Карлсону: «Мои мама и папа тебя не признают». Имеется в виду, что для родителей Малыша Карлсона не существует, он – выдумка. А я переведу эту фразу так: «Они считают, что ты глюк».Современные дети знают это слово. Поэтому когда Карлсон отвечает: «Я не глюк, я настоящий», – всем сразу все понятно».
Звучит, конечно, страшновато, но причина столь дружного «фу!», думается, даже не в «осовременивании». Даже если бы Эдуард Николаевич выучил шведский в совершенстве и землю целовал, обещая бережнейшее отношение к первоисточнику, его бы все равно ошикали с тем же энтузиазмом. Потому как главная причина заключается в том, что новый перевод «Карлсона» даром никому не нужен. Даже бриллиантовый.
«Как так? – спросите вы. – А как же «чем больше, тем лучше» и «пусть расцветают все цветы?»
А вот так. «Карлсон» – это хрустальная сказка нашего детства, и не тяните к нему свои лапы.
А если серьезно: вы никогда не задумывались, почему делаются разные переводы одних и тех же книг? Как правило, это происходит в трех случаях. Иногда – когда имеющийся перевод действительно становится донельзя архаичным и не соответствует больше нормам языка, вроде дореволюционного романа «Ивангое», ныне известного как «Айвенго».
Второй случай – когда произведение де-факто «защищено от копирования». То есть написано автором так, что сделать адекватную копию на чужом языке не представляется возможным, приходится, по сути, сочинять текст заново. Стихи, например. Или проза, перенасыщенная лингвистическими играми. Думается, не надо объяснять, почему в нашей детской литературе максимальное количество переводов на русский у «Алисы в стране Чудес»? Гранстрем, Рождественская, Соловьев, Чехов, Демурова, Оленич-Гнененко, Заходер, Набоков, Нестеренко, Старилов, Кононенко – и это еще не все.
Ну, а третий случай – это когда несколько переводов появляются практически одновременно, каждый из них обретает поклонников, и ни один не становится «каноническим». Так, например, у нас произошло с «Властелином колец» Толкиена.
Но с Карлсоном ситуация совершенно иная. Перевод Лунгиной вышел в середине 60-х годов, он был очень удачным и быстро стал классическим и общепринятым. На нем выросло едва ли не три поколения, а полувековая монополия привела к тому, что «тема закрыта». Вполне обычная, кстати, история – например, кто помнит, что кроме классического заходеровского «Винни Пуха» существуют переводы Виктора Вебера или тандема Михайлова/Руднев?
Мы не воспримем других переводов хотя бы потому, что «Карлсон» Лунгиной нам не просто нравится – он в нас врос.
Слова и выражения из этого перевода вошли в русский язык, устоялись там, обжились, и выгнать их оттуда практически невозможно. Нельзя Малыша перевести, например, «Крохой» – не поймут-с, и книга «Кроха и Карлсон» мертвым грузом осядет на складах издательства. Точно так же мы никогда не примем никакой альтернативы для «спокойствие, только спокойствие». Это устойчивые выражения русского языка. Достоевский обогатил наш язык словом «стушеваться», Лунгина – «домомучительницей».
Не случайно появившийся несколько лет назад перевод Брауде читающая публика просто проигнорировала, хотя он был ближе к первоисточнику. Ну какой уважающий себя человек будет читать книгу, где вместо «домомучительницы» – «домокозлючка»? И можно в лепешку расшибиться, доказывая, что фамилия «Бок» переводится со шведского как «козел», и у Брауде игра слов куда ближе к той, что была в оригинале, – все ваши усилия пойдут лесом.
Зачем же тогда было поручать новый перевод Успенскому?
Сам Эдуард Николаевич в одном из интервью бесхитростно объяснил это так: «На самом деле, я написал много хороших книг, просто издательства предпочитают публиковать самые пенки, шлягеры. А у меня есть, например, книжка «Лжедмитрий», которая писалась целых пять лет. Или истории о Жаб Жабыче Сковородкине, да много чего еще. Недавно я продался с потрохами в одно издательство с единственным условием: оно обязано выпускать все мои книжки. И скоро их появится, наверное, штук двадцать за раз. Сейчас я перевожу «Карлсона». Знаю-знаю, перевод этой истории уже существует, и перевод замечательный. Но, по всей видимости, издательство, у которого я теперь карманный автор, решило не связываться с правами на него. Вот и вручило мне подстрочник, над которым сижу с удовольствием».
Объяснение это, безусловно, имеет право на жизнь, но, думается, дело не только и не столько в этом. Сама идея соединить на одной обложке брендовые фамилии «Линдгрен» и «Успенский» слишком заманчива, чтобы, имея для этого все возможности, не попытаться ее реализовать.
Так и случилось: недавно в книжных магазинах появилась книга «Карлсон с крыши, или Лучший в мире Карлсон», авторами которой на обложке значатся Астрид Линдгрен и Эдуард Успенский.
Теперь, наконец-то, можно не строить предположений, а убедиться самим, во что же вылилось стремление «сделать перевод более смелым». Для начала – о хорошем. Несмотря на авансы, никакого «глюка» в книге нет, его заменил «мираж». Ну и – как говорил диктор из анекдота – хватит о добром.
Если в двух словах, перевод Успенского не просто ужасен – он вообще находится за пределами добра и зла.
Для начала – «осовременивания» не получилось. Несмотря на все заверения Успенского о необходимости вычистить устаревшие слова, непонятные современным детям, сам он на первых же страницах лунгинское «Бетан крикнула ему «Вытри нос!» заменяет собственным «Сестра Беттан сказала: «Ты хлюпаешь носом, как старый дедушка галошами». Ну да бог с ними, с галошами, но чуть позже Филле выталкивает Рулле в сени – это в квартире-то – и здесь банальной справкой родителям никак не обойтись.
Во-вторых, попытки переводчика имитировать современный жаргон вызывают не раздражение даже, а жалость, поскольку выдержаны в стилистике «с одесского кичмана бежали два жигана»: «чувствую, я склонен устроить маленький шухер», «гнал Рулле, чтобы вмазать ему еще и еще», «а можно подухариться с пожарниками?». Апофеозом, конечно, выступает песенка Карлсона, заменившая классическую:
Пусть все кругом
Горит огнем,
А мы с тобой споем:
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнем…
В новом исполнении она звучит весьма неожиданно, можно даже сказать – смело:
Чтобы выстрелы гремели и весело мне было,
Тоц-тоц-первертоц, бабушка здорова.
И два десятка пышечек ко мне бы привалило,
Тоц-тоц-первертоц, кушает компот…
В-третьих, последовательная реализация переводчиком принципа «пусть будет как угодно, но не так, как у Лунгиной» порождает кошмарных лингвистических монстров и «спокойность только спокойность» – вовсе не самое страшное.
К тому же переводчик постоянно мечется, не в силах выдержать напора собственной креативности, и никак не может остановиться на каком-нибудь одном варианте. Малыша, к примеру, даже в одном предложении могут звать и «Малыш», и «Братик», что, конечно, ближе к оригинальному lillebror – «младший братишка», но цельности переводу никак не добавляет. И так во всем: то «мужчина в лучшем своем возрасте», то «мужчина в свои лучшие годы». Больше всего не повезло «делу житейскому», которое в пределах нескольких страниц мутирует из «дела пустяшного» в «пустяковое дело», затем в «дело пустышное», «дело пережитейное» и «дело бытовое». Соответственно, и «домомучительницу» посменно заменяют «управляющий козел», домашний Козлотур, Козлотетя, Козлотурища и прочие «домашние животные».
Взявшегося за модернизацию «Карлсона» переводчика можно упрекнуть во многом, кроме одного. Успенского никак нельзя заподозрить в том, что он просто переписывал имеющиеся переводы, а не переводил с подстрочника. Наличие подстрочника подтверждается не только благодарностью составившим его Алле Рюдстедт и Юлии Смирновой, но и куда более весомыми доказательствами:
«Я научу тебя стыду! – кричала фрёкен Бок. – Я запру тебя на ключ, а ключ спрячу, чтобы ты не мог выйти на кухню некоторое время». И она посмотрела на свои ручные часы».
«Спасибо, очень любезно! – сказал ехидный Малыш. – Так я больше не на замке?
– Нет, больше нет! – сказала фрёкен и пошла к двери. Она попыталась повернуть ручку двери – сначала раз, потом еще. Дверь не открывалась. Тогда она всем своим весом набросилась на дверь. Это не помогло – дверь была и оставалась закрытой».
« Бедный тот, кто потерял портмоне, – сказал Малыш. Он, наверное, переживал.
– Еще как! – подтвердил Карлсон. – Но если ты водитель телеги, будь добр, следи за своими вещами».
Думается, достаточно. Нам остается лишь напомнить родителям о необходимости соблюдать бдительность в книжном магазине, а издательству мы адресуем классическую фразу из книги, ставшую поговоркой. Ту самую, которая в «переводе» Успенского звучит как: «К действию! Одумайся, пока не поздно. В твоих бесстыдно дорогих плюшках явный недосып корицы!»
Линдгрен А. Карлсон с крыши или Лучший в мире Карлсон. Пересказ Э. Успенского. М.: Астрель: АСТ, 2008.
(от себя - Джули - добавлю, что, дай Бог, когда у меня появятся дети, я НИКОГДА не стану им читать Карлсона в переводе Успенского, который либо спятил на старости лет, либо просто очень много денег захотелось)
Для сравнения - пара отрывков из книги в старом переводе и те же отрывки в переводе Успенского... Тут не только филологи - а просто любители нормального русского языка схватятся за голову!
Итак, старый перевод:
"В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом
обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по
фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного
папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят
-- Боссе, Бетан и Малыша.
-- Я вовсе не самый обыкновенный малыш, -- говорит Малыш.
Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько
мальчишек, которым семь лет, у которых голубые глаза, немытые
уши и разорванные на коленках штанишки, что сомневаться тут
нечего: Малыш -- самый обыкновенный мальчик.
Боссе пятнадцать лет, и он с большей охотой стоит в
футбольных воротах, чем у школьной доски, а значит -- он тоже
самый обыкновенный мальчик.
Бетан четырнадцать лет, и у нее косы точь-в-точь такие же,
как у других самых обыкновенных девочек."
А теперь - скан со страницы книни Успенского (чтобы поверили, что этот кошмар - ПРАВДА):
Далее:
"Во всем доме есть только одно не совсем обыкновенное
существо -- Карлсон, который живет на крыше. Да, он живет на
крыше, и одно это уже необыкновенно. Быть может, в других
городах дело обстоит иначе, но в Стокгольме почти никогда не
случается, чтобы кто-нибудь жил на крыше, да еще в отдельном
маленьком домике. А вот Карлсон, представьте себе, живет именно
там.
Карлсон -- это маленький толстенький самоуверенный
человечек, и к тому же он умеет летать. На самолетах и
вертолетах летать могут все, а вот Карлсон умеет летать сам по
себе. Стоит ему только нажать кнопку на животе, как у него за
спиной тут же начинает работать хитроумный моторчик. С минуту,
пока пропеллер не раскрутится как следует, Карлсон стоит
неподвижно, но когда мотор заработает вовсю, Карлсон взмывает
ввысь и летит, слегка покачиваясь, с таким важным и достойным
видом, словно какой-нибудь директор, -- конечно, если можно
себе представить директора с пропеллером за спиной.
Карлсону прекрасно живется в маленьком домике на крыше. По
вечерам он сидит на крылечке, покуривает трубку да глядит на
звезды. С крыши, разумеется, звезды видны лучше, чем из окон, и
поэтому можно только удивляться, что так мало людей живет на
крышах. Должно быть, другие жильцы просто не догадываются
поселиться на крыше. Ведь они не знают, что у Карлсона там свой
домик, потому что домик этот спрятан за большой дымовой трубой.
И вообще, станут ли взрослые обращать внимание на какой-то там
крошечный домик, даже если и споткнутся о него?
Как-то раз один трубочист вдруг увидел домик Карлсона. Он
очень удивился и сказал самому себе:
-- Странно... Домик?.. Не может быть! На крыше стоит
маленький домик?.. Как он мог здесь оказаться?
Затем трубочист полез в трубу, забыл про домик и уж
никогда больше о нем не вспоминал."
Скан с книги Успенского:
Блин, он бы еще "падонкафским" языком книгу написал, тогда всем впору будет пойти и "убицца ап стену"...
Итак, старый перевод:
"В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом
обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по
фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного
папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят
-- Боссе, Бетан и Малыша.
-- Я вовсе не самый обыкновенный малыш, -- говорит Малыш.
Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько
мальчишек, которым семь лет, у которых голубые глаза, немытые
уши и разорванные на коленках штанишки, что сомневаться тут
нечего: Малыш -- самый обыкновенный мальчик.
Боссе пятнадцать лет, и он с большей охотой стоит в
футбольных воротах, чем у школьной доски, а значит -- он тоже
самый обыкновенный мальчик.
Бетан четырнадцать лет, и у нее косы точь-в-точь такие же,
как у других самых обыкновенных девочек."
А теперь - скан со страницы книни Успенского (чтобы поверили, что этот кошмар - ПРАВДА):
Далее:
"Во всем доме есть только одно не совсем обыкновенное
существо -- Карлсон, который живет на крыше. Да, он живет на
крыше, и одно это уже необыкновенно. Быть может, в других
городах дело обстоит иначе, но в Стокгольме почти никогда не
случается, чтобы кто-нибудь жил на крыше, да еще в отдельном
маленьком домике. А вот Карлсон, представьте себе, живет именно
там.
Карлсон -- это маленький толстенький самоуверенный
человечек, и к тому же он умеет летать. На самолетах и
вертолетах летать могут все, а вот Карлсон умеет летать сам по
себе. Стоит ему только нажать кнопку на животе, как у него за
спиной тут же начинает работать хитроумный моторчик. С минуту,
пока пропеллер не раскрутится как следует, Карлсон стоит
неподвижно, но когда мотор заработает вовсю, Карлсон взмывает
ввысь и летит, слегка покачиваясь, с таким важным и достойным
видом, словно какой-нибудь директор, -- конечно, если можно
себе представить директора с пропеллером за спиной.
Карлсону прекрасно живется в маленьком домике на крыше. По
вечерам он сидит на крылечке, покуривает трубку да глядит на
звезды. С крыши, разумеется, звезды видны лучше, чем из окон, и
поэтому можно только удивляться, что так мало людей живет на
крышах. Должно быть, другие жильцы просто не догадываются
поселиться на крыше. Ведь они не знают, что у Карлсона там свой
домик, потому что домик этот спрятан за большой дымовой трубой.
И вообще, станут ли взрослые обращать внимание на какой-то там
крошечный домик, даже если и споткнутся о него?
Как-то раз один трубочист вдруг увидел домик Карлсона. Он
очень удивился и сказал самому себе:
-- Странно... Домик?.. Не может быть! На крыше стоит
маленький домик?.. Как он мог здесь оказаться?
Затем трубочист полез в трубу, забыл про домик и уж
никогда больше о нем не вспоминал."
Скан с книги Успенского:
Блин, он бы еще "падонкафским" языком книгу написал, тогда всем впору будет пойти и "убицца ап стену"...
Ужас!
ужас
даже противно
а он не подумал, что родители должны хотябы понимать что они читают детям?
да и что вырастит из такого ребенка, если он с детсва будет слышать только сленговые словечки ( которые к тому же у каждого поколения свои!) Что будет с литературным языком?
у меня вызвало отвращение
даже противно
а он не подумал, что родители должны хотябы понимать что они читают детям?
да и что вырастит из такого ребенка, если он с детсва будет слышать только сленговые словечки ( которые к тому же у каждого поколения свои!) Что будет с литературным языком?
у меня вызвало отвращение
Да вообще кошмар, это же не язык, это косяк на косяке:
"бедный тот, кто потерял портмоне",
"я научу тебя стыду",
"ручные часы",
"крышные люди" - это вообще на каком языке написано?!
"бедный тот, кто потерял портмоне",
"я научу тебя стыду",
"ручные часы",
"крышные люди" - это вообще на каком языке написано?!
знаешь, я думаю все-таки найдется парочка наркомановых мамашек которая посчитает прикольным купить такую книгу ребенку единственная надежда, что все же денег пожалеет
единственная надежда, что все же денег пожалеет
"В общем, это совсем обычные дети, таких девочек и мальчиков в каждом доме пруд пруди. Но никто из прудовых мальчиков не хочет считать себя прудовым. Он хочет быть исключительным и замечательным" - складывается такое ощущение, что Успенский текст растягивает донельзя, так много лишнего... Может, конечно, ему гонорар платят побуквенно? И вообще, "прудовый" - это еще что за креатив?!
Цитата(sve @ 23.4.2008, 15:06) 
знаешь, я думаю все-таки найдется парочка наркомановых мамашек которая посчитает прикольным купить такую книгу ребенку
единственная надежда, что все же денег пожалеетУвы, я тоже думаю, что так будет. Я уже в одном ЖЖ читала комменты на эту тему, кое-кому понравилось, они посчитали, что это действительно более современно и живенько - "глюк" вместо "выдумки" и так далее...
а что такое "прудовый"?
а если и ребенок не знает что это такое и спросит у мамы? прийдется выглядеть в его глазах идиоткой?
а если и ребенок не знает что это такое и спросит у мамы? прийдется выглядеть в его глазах идиоткой?
sve,
это слово, изобретенное Успенским, пошло от выражения "пруд пруди", видимо. Отсюда - прудовый. То же самое и с чудненьким словом "летальщик"... Дурдом, короче.
это слово, изобретенное Успенским, пошло от выражения "пруд пруди", видимо. Отсюда - прудовый. То же самое и с чудненьким словом "летальщик"... Дурдом, короче.
Цитата(Джули @ 23.4.2008, 14:09)
Увы, я тоже думаю, что так будет. Я уже в одном ЖЖ читала комменты на эту тему, кое-кому понравилось, они посчитали, что это действительно более современно и живенько - "глюк" вместо "выдумки" и так далее...
ну надо же быть такими тупыми!!!
хотя бы подумали, что у каждого поколения свой сленг и ни кто сейчасне скажет "чувак" и через 15 лет ни кто не скажет "глюк"
хотя бы уж об этом подумали, если о чистоте языка и об уровне развития своих детей не думают.Я, признаться, вобще не люблю сленговые словечки- язык ( русский/украинский) достаточно богат для выражения своих эмоций. А если уж что-то и проскальзывает, то только с друзьями а не на рабочем месте или с родителями ( с родителями это вообще недопустимо мне кажется, по крайней мере в детстве).
а если ребенок от мамы будет слышать такие перлы, то как он будет учиться в школе и как потом сама мама будет с ним разговаривать?
Когда попадаются такие идиотизмы ( в виде печатного слова или музыкальный перл) очень скучаю по советской цензуре
Цитата(Джули @ 23.4.2008, 14:15)
sve,
это слово, изобретенное Успенским, пошло от выражения "пруд пруди", видимо. Отсюда - прудовый. То же самое и с чудненьким словом "летальщик"... Дурдом, короче.
ура рекламе! не тормози, сникерсни
Нет, я согласна, что если язык устарел, можно "обновить" перевод. Но в случае с Карлсоном - да там все же было расчудесно!!! Вспомнить хоть книгу, хоть мультик (снятый по книге же), там такие перлы, такие афоризмы!
- Запомни - "пустяки, дело житейское" про пироги не говорят!
- Спокойствие, только спокойствие!
- Я самый больной в мире человек...
и т.д. и т.п. - и все эти прелести - в помойку??? В угоду новшествам?!
- Запомни - "пустяки, дело житейское" про пироги не говорят!
- Спокойствие, только спокойствие!
- Я самый больной в мире человек...
и т.д. и т.п. - и все эти прелести - в помойку??? В угоду новшествам?!
Такого Карлосона я точно дочке читать НЕ БУДУ...
А как понимать - "хромая на обе ноги, учится в школе"?
И вообще - кошмар
И вообще - кошмар
Цитата(Настя @ 23.4.2008, 15:39)
Такого Карлосона я точно дочке читать НЕ БУДУ...
+1
(если будет дочка
)Цитата(Taj @ 23.4.2008, 16:01)
А как понимать - "хромая на обе ноги, учится в школе"?
Ну, либо плохо учится, либо у него после футбола ноги болят... Вообще-то подразумевается, что современные дети это поймут
Цитата(Джули @ 23.4.2008, 17:55)
Ну, либо плохо учится, либо у него после футбола ноги болят... Вообще-то подразумевается, что современные дети это поймут
Аааааа, дошло! А то там сначала про футбол написано было и я решила, что это в прямом смысле "хромая" он учится.. Если после футбола, то это как-то не по-русски вроде
Даааа....Куда катится литература!?И эти слова паразиты атакуют со всех сторон! Девочки я или чтот путаю!?Это не Успенский ли подал в суд на М.Галустяна и Комедиклаб,за то что его чебурашку опорочили?!
Опорочили? 
Типа, пошутили над ним, что ли?
В таком случае кто в суд подаст за опороченного Карлсона? Астрид Линдгрен, наверное, уже в гробу устала вертеться...
Типа, пошутили над ним, что ли?В таком случае кто в суд подаст за опороченного Карлсона? Астрид Линдгрен, наверное, уже в гробу устала вертеться...
Ну да! Комедиклаб снял дибильный фильм под названием "Самый лучший фильм",там чебурашка в милиции в обезьяннике сидел обкуриный матерился и анашу пропагандировал! этот фильм как раз для нариков и вааще обдолбленных.....так у "папы" чебурашки инфаркт даже случился...он затребовал не реальную сумму за моральный ущерб 
Tiloo,
а, точно, я же смотрела этот противный фильм...
а, точно, я же смотрела этот противный фильм...
Цитата(Tiloo @ 23.4.2008, 16:14)
Ну да! Комедиклаб снял дибильный фильм под названием "Самый лучший фильм",там чебурашка в милиции в обезьяннике сидел обкуриный матерился и анашу пропагандировал! этот фильм как раз для нариков и вааще обдолбленных.....так у "папы" чебурашки инфаркт даже случился...он затребовал не реальную сумму за моральный ущерб
Во, а с Карлссоном то же самое делает и не замечает
жуть какая-то, а не перевод
что, литературный русский язык совсем отменяется ? если даже книги переписываются на сленге ?
Ага, такое ощущение, что это даже не художественный перевод, а тупо подстрочник, кое-где разбавленный "летальщиками" и "глюками" для стиля (прости меня, господи)...
Убивают такие "переводы". После этого начинаю понимать, что знания, дипломы и все прочее уже никому не нужны - главное, имя, сделанное на чем угодно А Успенского я давно не люблю - после "Дяди Федора..." он выпустил еще несколько книжек "на тему", в т.ч. и про подружку этого Дяди Федора - кошмар, а не книжка (и это не перевод) - детям такое читать точно не хочу и не буду. Объявляю дома мораторий на Успенского, особенно - на его переводы! 
А Успенского я давно не люблю - после "Дяди Федора..." он выпустил еще несколько книжек "на тему", в т.ч. и про подружку этого Дяди Федора - кошмар, а не книжка (и это не перевод) - детям такое читать точно не хочу и не буду. Объявляю дома мораторий на Успенского, особенно - на его переводы!
девочки,а я еще у своей кумы брала книгу детскую почитать - так у меня волосы дыбом стали! Новый перевод сказок - типа белоснежки,про дом из пряников -такие вешчи писалиииииииии...я была в ауте!Точно наверное с этими сказками детям первый сексуальный опыт навязать хотят!
недавно где-то статейка была про мамочку, которая злилась на преподавателей, обвиняя, что ребенку нельзя писать как ему хочется. Пошел спор о литературном языке и о сленге. Мамаше казалось, что если говорим: офигенно, то почему нельзя писать так в сочинении!
А мне от одного Братика уже расхотелось читать. У Успенского книги есть интересные и его образы тоже, но вот зачем Карлсона то переводить. Ведь есть единственный и неповторимый для нас перевод, который запал в наши сердца...
А мне от одного Братика уже расхотелось читать.
У Успенского книги есть интересные и его образы тоже, но вот зачем Карлсона то переводить. Ведь есть единственный и неповторимый для нас перевод, который запал в наши сердца...
Цитата(Irishkos @ 25.4.2008, 6:12)
А мне от одного Братика уже расхотелось читать.
У Успенского книги есть интересные и его образы тоже, но вот зачем Карлсона то переводить. Ведь есть единственный и неповторимый для нас перевод, который запал в наши сердца...ППКС!
Я не против, чтобы новые книжки для детей писались уже с учетом современных наречий, каких-то новых словечек и выражений... Но, во-первых, Карлсон уже давно превосходно написан и чудесно переведен, а во-вторых, то, что сделал Успенский - это вообще НЕ литература.
Написать сообщение: